Наступивший XXI век будоражит умы людей. Каким он будет, что принесет? Как сложится дальнейшая судьба цивилизации? Вопросы не праздные, ибо во многих аспектах своего бытия сегодняшнее человечество пребывает в состоянии серьезного кризиса, требующего незамедлительной  формулировки  путей разрешения. В этом плане очень многого ожидают от технологий будущего, причем не только  в  смысле  дальнейшего  их прогресса, но и в смысле усиления их гуманитарных аспектов. В полной мере это касается и информационных технологий, которые выделяются в общем ряду технологий сегодняшнего дня взрывообразностью своего развития. Многие  согласны с тем, что будущее нынешнего века, его лицо, будут в значительной степени определяться именно ими. Это мнение оформилось как неоспариваемое положение еще в конце 80-х годов ХХ века, когда стали уверенно говорить об "определяющем значении информатики для развития человеческого общества в грядущем столетии" (А.П. Александров, Е.П. Велихов, предисловие к книге "Кибернетика. Становление информатики", 1986).

Феномен информации лежит в основе очень  многого, - так,  во  всяком  случае,  утверждается. Однако так ли это на самом деле? И что собой представляет феномен информации вообще? Какое место отводят человеку информационные изыски новейшего времени?

Информация - одно  из  широко  распространенных  слов,  используемых людьми уже в течение многих столетий. В античное время информацией (лат. - informatio) называли разъяснение,  изложение,  истолкование. Без каких-либо изменений это определение сохранило свое значение вплоть до сегодняшнего дня. В "Словаре русского языка" С.И. Ожегова "информация" определяется как 1."Сведения об окружающем мире и протекающих в нем процессах, воспринимаемые человеком или специальными устройствами";  2."Cообщения, осведомляющие о положении дел, о состоянии чего-нибудь" (здесь  и  далее  все выделения в цитатах  сделаны мною. - И.Д.).

Оставим  на  некоторое  время  "специальные устройства"  без внимания, сосредоточимся на человеческом: со времен античности и вплоть до конца 40-х годов ХХ века  специалисты  в  области  информации так и понимали ее - только как передачу сведений от одного человека к другому.

Итак, информация, по определению значения  латинского  термина,  это:разъяснение, изложение, истолкование, осведомление, передача сведений. Можно добавить, ссылаясь на первый  пункт  определения  С.И. Ожегова,  что все это имеет смысл только при наличии воспринимающего человека.

То есть, само определение  предполагает  событие  когнитивной  интеракции, или,  говоря  по-русски, межличностного познавательного общения, прямого или опосредованного. Речь, таким образом, идет о психологическом взаимодействии людей - как носителей идей, как мыслящих субъектов.

Рассуждая о природе информации, можно констатировать, что это исходное определение  является  базовым относительно всех существующих сегодня, так как  именно  оно  содержит ясное  представление о природе информационного феномена, чего нельзя сказать о многочисленных определениях, выдвинутых в последнее время.

Хочу еще раз обратить внимание на то, что в своем базовом виде определение  информации  предполагает не только факт сообщения, но и факт понимания  этого  сообщения  воспринимающим  субъектом. Неразрывность двух сторон этого процесса  не  следует  недооценивать:  без  понимания  нет  и  самого факта сообщения в составе целостного явления, то есть собственно informatio.

Важно отметить также, что в  контексте  психологического  взаимодействия  людей  информация  есть процесс, и более точный в смысловом отношении вид кальки с латинского "informatio" есть, по-видимому, "информирование". Автор не претендует на пересмотр сложившихся речевых норм, но обращает внимание на то, что такой перевод представляется более точным, так как "информирование" - глагол, а именно глаголы наиболее точно отражают суть процессов. То есть, информация в данном определении - это никак не  вещественный объект, нельзя помыслить ее пространственное перемещение наподобие некоего субстратного потока от говорящего к слушающему. Равно как и пространственное перемещение взаимодействия  или  процесса, которые  нельзя передать, а можно лишь создать предпосылки и условия для их осуществления.

К середине ХХ века, в связи с успехами научно-технической революции, информационный обмен  интенсифицировался до такой немыслимой ранее  степени,  что стали  создаваться  быстродействующие ЭВМ,  оперирующие  колоссальными массивами информации.  Объем  получаемой,  хранимой, перерабатываемой и передаваемой информации, - так стали говорить о процессе, - достиг космических масштабов. Информационный феномен стал особенно  заметен,  и  именно  тогда особенно остро встал вопрос о том, что же такое информация, каковы ее природа и сущность.

Уже сам по себе, этот вопрос содержал серьезный методологический изъян, связанный с тем, что informatio как самостоятельно выделенный феномен известна очень давно, и раскрытие ее сущности должно было бы лежать в русле уточнения сущности человеческого общения, одним из аспектов которого и является процесс информирования и информационного обмена. Однако появление ЭВМ-технологий, специализированно оперирующихтак называемыми  "информационными массивами", создало мощную и труднопреодолимую иллюзию самостоятельного и безотносительного к человеку существования информационного феномена: наборы символов, которые лишь для человека являются знаками несущими определенный смысл, и лишь по воле человека обладающие "значением" для ЭВМ, стали восприниматься как собственно "информация", как ее своеобразный "субстрат". Подробное исследование проблемы именно под этим углом зрения, породило многочисленные концепции  неантропологической сущности информации. Так человека сначала вынесли "за скобки" чисто человеческого феномена, а затем просто забыли о нем, сосредоточившись на "информации как таковой".

В 1948 году К. Шеннон опубликовал статью "Математическая теория связи", в которой базовое определение информации как простой передачи сведений от человека к человеку было радикально изменено: информация стала определяться теперь как процесс уменьшения неопределенности знания. Имелось в виду, в частности, что процесс познавательного выбора необходимых сведений из некоторой их совокупности может приводить к уменьшению неопределенности знания об объекте. Значительно сузив смысл термина, К. Шеннон начал трактовать информацию только как такие сведения, которые уменьшают или вовсе снимают существовавшую до них неопределенность знания.

Здесь необходимо отметить прочно укоренившуюся и широко распространенную привычку произвольного толкования понятий, хорошо заметную и в данном случае. Знание, согласно смысловому содержанию термина, как результат сознательного постижения действительности, может быть только определенным. Любое, даже самое поверхностное знание, все же уменьшает неопределенность первично-чувственного представления о предмете познания. Тем не менее, согласно новой концепции информации выдвинутой К. Шенноном, сообщение, не продвигающее знание вглубь уровней конкретизации, т.е. не увеличивающее определенность, не может считаться информативным. Одна из классических иллюстраций: высказывание "Волга впадает в Каспийское море" - неинформативно для человека, знакомого с географией. Однако наблюдение за практикой человеческого общения либо опровергает это положение, либо указывает на его ситуативную неоднозначность и, увы, его собственную неопределенность. Так, хорошо известно, что многократное сообщение одних и тех же сведений способно произвести серьезные изменения в сознании информируемого. Можно привести примеры постижения гораздо более глубокого смысла элементарного, на первый взгляд, сообщения или обнаружение иных смысловых пластов сообщения именно при многократном столкновении с ним. Того же толка и примеры глубокой дезинформации при настойчивом и многократном воздействии на сознание одного и того же, заведомо неистинного положения. Е. и Н. Репины, рассуждая о природе страстей, дают прекрасную иллюстрацию этому положению: "О предмете сильной страсти часто говорят неискренне. Неискренность порождена борьбой за предмет. Борьбой, в которой открытость - не всегда лучшая стратегия, в которой блеф, удачно запущенная дезинформация помогут вам опередить конкурента. Не исключено, что мысль о греховности страстей запущена с целью дезинформации в борьбе за предмет. Дезинформацию могут повторять искренние и доверчивые люди. От многократного повторения в нее могут поверить даже сами дезинформаторы. Тогда дезинформация по сути перестает быть таковой. Она превращается в массовое заблуждение, в массовую глупость. В отличие от дезинформации, где есть победители и есть жертвы, в случае с массовой глупостью нет победителей. Все, в большей или меньшей степени, становятся ее жертвами" (Е. Репин, Н. Репина. Деньги. Фиаско экономических объяснений. Новокузнецк. 1997, с. 5). Таковы возможные последствия "неинформативного", по К. Шеннону, сообщения; умозаключение, справедливое для описания функционирования ЭВМ, не следует механистично распространять на практику человеческого обмена информацией, - так, в частности, рождаются химеры.

Кстати, что касается процесса выбора необходимых сведений из некоторой их совокупности (процесса избирательной концентрации внимания), то надо отметить, что в своей ориентации на новизну ("информативное") этот выбор может только казаться произвольным или автоматичным. Он является насквозь психологическим явлением, еще точнее - социально-психологическим и осуществляется только в рамках социальной детерминации человеческой деятельности. Каждый акт информации в человеческом общении, быть может неявно для субъекта, предполагает в будущем и одновременно исходит из опыта прошлых интерактивных сообщений, истолкований, изложений, передачи сведений и т.п.

Отличие информационного аспекта психологической интеракции у людей от операций, производимых ЭВМ над "массивом информации" - огромно и несомненно. Строго говоря, для машины, не обладающей сознанием, а имеющей всего лишь внутреннее операционное "пространство" в виде устройства алгоритмической обработки данных, информация как феномен попросту недоступна. Именно поэтому, сталкиваясь с сообщением аналогичным прежнему, ЭВМ может лишь включить его в структуру электронной "памяти" в качестве дубликата и не более того. Характерно, что ЭВМ при этом "сообщает":  "этот элемент уже используется; Вы действительно хотите его продублировать?".

Вообще, информационные явления в ЭВМ возможны только как псевдоинформационные процессы. Причем только благодаря наличию активного, управляющего машиной человека. Только для целей человеческой интеракции он использует ЭВМ в качестве инструмента, ускоряющего ход рутинных интеллектуальных операций по алгоритму, заданному им же самим. Кибернетика середины ХХ века, а в дальнейшем информатика решали задачу сугубо прикладного характера, связанную, прежде всего, с решением проблемы "количества информации" в чисто техническом смысле слова и не более того, что и привело к полному абстрагированию от сферы гуманитарных вопросов, - семантического, аксиологического, гносеологического и теоретико-отражательного аспектов проблемы информации, совершенно не принятых во внимание вероятностно-статистической теорией информации. Это обстоятельство было замечено многими исследователями и, что особенно примечательно, было отмечено и самим К. Шенноном (К. Шеннон. Работы по теории информации и кибернетике. М. 1963).

Данный факт должен быть глубоко осознан и соответствующим образом квалифицирован. Именно чрезмерное очарование вычислительной техникой со склонностью к антропоморфному (человекоподобному) ее восприятию, привело к перенесению понятий, отражающих аспект человеческой коммуникации на функционирование техники. Это - поверхностная экстраполяция, суть которой - удвоение значения понятий, производство омонимов, когда совершенно новое явление обозначается уже имеющимся термином, вместо того, чтобы заново быть названным. Своевременно не замеченная терминологическая неточность породила иллюзию возможности глубокого изучения информационных процессов на очень удобной, но совершенно неадекватной модели - технических системах кибернетического управления и обработки данных. Ошибка в трактовке базового значения термина породила целую систему настоящих химер - производных фантомных понятий.

Так, в академической литературе, к примеру, стали утверждать, что в неживых системах докибернетического уровня, несмотря на пассивный характер процесса отражения, все же присутствует феномен информации, только-де, это особая информация - потенциальная (?). Относительно неживых систем кибернетического уровня утверждают, что процесс отражения в них уже активен и феномен информации приобретает здесь иной вид - вид информации актуальной (?). Оба упомянутых вида информации объединяются в укрупненном понятии об информации относительной (?), которая связана с отношением двух процессов, объектов, факторов и т.д. (ст. "Информация", Философский словарь, под ред. И.Т. Фролова, М. 1987).

Что можно сказать относительно "активного характера отражения в системах кибернетического уровня" - например, в автоматизированных системах управления с использованием обратной связи? Авторы не утруждают себя пересмотром фундаментального положения теории отражения о том, что активное отражение есть свойство только живых систем, с вытекающими из этой констатации проблемами целеполагания, целеустремленности и эволюционного саморазвития организмов (систем). Умозрительное перенесение человеческого на область процессов, происходящих в вычислительных и анализирующих машинах (антропоморфизм), маскирует то очевидное обстоятельство, что "умные" машины, несмотря на электромагнитную природу осуществления своих функций, обрабатывают данные исключительно механистично, с жесткой опорой на алгоритм придуманный человеком, и в этом отношении принципиально "тупы". Действия искусственного интеллекта любого уровня сложности - псевдоинтеллектуальны. Когда Г. Каспаров проиграл партию в шахматы новейшему компьютеру IBM, то это был, всего лишь, проигрыш интеллекта Каспарова интеллекту коллектива создателей алгоритма машинного "мышления".

Широкое распространение получило также определение информации не как уничтожения неопределенности, что характерно для вероятностно-статистической теории, а как снятия тождества, однообразия. Другими словами, стали полагать, что информация существует только там, где имеется разнообразие и различие (А.Д. Урсул. Отражение и информация. М. 1973). Более точно: "информация - это отражение разнообразия, т.е. воспроизведение разнообразия одного объекта в другом объекте в результате их взаимодействия" (там же, с. 58).

Уместно заметить, что "разнообразие одного объекта" есть contradictio in adjecta, разнообразие может быть осмыслено только относительно двух и более объектов. Удивительно неизящное определение - воспроизведение разнообразия - искаженно трактует обычный и хорошо знакомый процесс взаимодействия, в котором действительно можно выявить явления отражения и взаимоотражения, т.е. взаимное изменение состояния объектов по ходу и в результате взаимодействия. Несомненно также, что взаимодействие как таковое возможно только в том случае, если между объектами имеется какое-то отличие - разность количества движения, разность потенциалов, градиент концентрации и тому подобные проявления разнообразия (при сравнении по общему для них параметру), объединяемые универсальным понятием противоречия как источника и возможности движения seu взаимодействия. Однако в процессе взаимодействия различие-разнообразие объектов не воспроизводится, а, напротив, снимается и уничтожается, что и является естественным финалом процесса взаимодействия. Ярчайший пример - область химических взаимодействий: реакция щелочи и кислоты приводит к ликвидации исходной разности (разнообразия) по параметру рН с образованием соли и воды.

Примечательно, что это обстоятельство можно выразить и термином взаимо-сообщения объектами особенностей своего исходного состояния друг другу. Однако, только осознанное отражение и восприятие этого факта человеком являет собой феномен informatio: у-яснение для себя, с обязательным полаганием раз-яснения (сообщения) для других. Вполне вероятно, что именно полисемантичность термина "сообщение" и обеспечила возможность (по крайней мере в русском языке) неправомерно широкой экстраполяции informatio из области психологических явлений, - где сообщение есть акт коммуникации, - в область рассмотрения взаимодействия вообще, где сообщение может выступать понятийным эквивалентом причинения, пусковой инициации, индуцирования и т.п. (например: "было сообщено некоторое количество движения, что явилось причиной (или инициировало) дальнейших изменений состояния системы...").

Это и есть результат деятельности химеры, порождающей все большее количество новых химер. Сегодня сложилась ситуация, когда о сущности и природе информации можно высказаться, пожалуй, как угодно:

- информация есть свойство всех материальных предметов;

- информация есть одно из основных универсальных свойств предметов, явлений, процессов объективной действительности,человека и созданных им управляющих ЭВМ;

- все живые существа пребывают в информационном поле;

- информация есть продукт духовной актуальности или духовного центра и т.п.

Особого внимания заслуживают сегодняшние попытки фундаментального определения информации как специфического и самостоятельного природного фактора или начала: "Примем за аксиому, что на основе комбинации фундаментальных взаимодействий, между объектами может происходить взаимодействие более высокого порядка, при котором от одного к другому переходит некоторая субстанция и при этом потери одного не совпадают с приобретением другого"; и далее: "Любое взаимодействие между объектами, в процессе которого один приобретает некоторую субстанцию, а другой ее не теряет называется информационным взаимодействием. При этом передаваемая субстанция называется Информацией" [С.Я. Янковский. Концепции общей теории информации. (www.inftech.webservis.ru/it/information/ar2.html)]. Увы, в отличие от аксиом евклидовой геометрии, существование этой "некоторой субстанции" отнюдь не аксиоматично, а чисто декларативно - на уровне постулата в рамках рабочей гипотезы, которая пока еще никоим образом не подтверждена. Академик А.Н. Колмогоров, - много сделавший для становления отечественной информатики, - тоже ставил в свое время вопрос о возможности существования некодированной информации, то есть существующей самостоятельно вне языков человеческой коммуникации (вопрос, тесно связанный с вопросом о первичности существования информации в природе). Однако эти интересные вопросы так и остались вопросами, корректного ответа не нашлось.

Пример некорректного ответа, или некорректного обоснования введения понятия об информации-субстанции как особом действующем начале, можно найти у того же С.Я. Янковского: "Информация реализуется в принимающем объекте через связанное с ней определенное изменение его состояния... Причем это изменение возможно и без получения информации, но при этом оно будет менее вероятным. Информация способствует переходу принимающего его объекта в одно из потенциально присущих ему состояний..." (там же). Надо думать, в идеальном случае информация способствует неотвратимости перехода воспринимающего объекта в иное состояние (потенциально ему присущее). Внимательный читатель не может не заметить, что вообще-то речь идет о категории причинности, о вероятностно-статистической концепции причинного взаимодействия, которые, неосознанно стремясь к омонимии, автор описывает в терминах субстанциальной концепции информации. Если же подходить к логическим построениям С.Я. Янковского проще, то достаточно применить их к достаточно банальному и хорошо известному явлению, чтобы увидеть их надуманность. Таков пример взаимодействия обыкновенного дверного замка и ключа к нему. Замок можно открыть отмычкой, гвоздем, шпилькой... Но вероятность "сообщения замку иного состояния" в данном случае весьма невелика, по сравнению с использованием ключа. Фантастически мала и вероятность самопроизвольного перехода замка в незапертое состояние. Нуждается ли осознание сего факта в особой субстанции-информации? Не пустая ли забава, утверждать, что рабочая поверхность ключа снабжена неким "закодированным сообщением", которое "читается" воспринимающей поверхностью замка?

Увы, пустота этих забав иной раз успешно маскируется общей серьезностью и сложностью рассуждений о непростом предмете. В двухтомнике "Биология" под ред. В.Н. Ярыгина (М.: Высш. шк., 1977) приводится текст следующего содержания: "Жизнедеятельность клетки ... обеспечивается совокупностью взаимосвязанных ... обменных ... процессов. Эти процессы образуют три потока: информации, энергии и вещества" (с. 49). Там же уточнено, что "Благодаря наличию потока информации клетка на основе многовекового эволюционного опыта предков приобретает структуру, отвечающую критериям живого...". В это можно было бы поверить, но только раскрытие сути "потока информации" сводится к обычному описанию того, что со времен Г. Менделя уже было названо и определенокак наследственность, изменчивость, признаки, гены и т.д.

И.И. Брехман пишет об информационном аспекте питания, о структурной информации, рассматривая, в частности, механизмы влияния на организм биологически активных веществ. Не удивительно и совершенно естественно, что ничего специфически информационного в вещественном взаимодействии (биохимической природы) биологически активных веществ и структур организма не демонстрируется - это взаимодействие просто названо информационным, что привело к значительному усложнению текста, привнеся в него неопределяемый и интригующий смысл: природа воистину заговорила с человеком языком потребляемых пищевых субстратов (И.И. Брехман. Введение в валеологию - науку о здоровье. Л. "Наука", 1987). Подобный стиль изложения стал нередким. В частности именно за это А. Викорук критикует академика В.С. Репина: "Автор сравнивает работу клетки с игрой на рояле... Отсюда появляются образные формулы: "плазматическая мембрана клеток - это клавиатура и дисплей, которые сортируют всю поступающую информацию..."; "клетки были вынуждены создать из части молекул свой "интернет", чтобы справляться с информационными нагрузками" [А. Викорук. Метафоры вместо информации. (http://science.ng.ru/polemics/2000-02-16/3_metaphores.html)].

"Информационный подход" уже давно стал в значительной степени модой, и привлечение соотвествующей терминологии сплошь и рядом соответствует лишь стремлению автора зафиксировать свою приверженность "прогрессивным направлениям мысли". Весьма характерно, что "информационный подход" реализуется зачастую очень кратким и ни к чему не обязывающим соприкосновением с информационной терминологией как бы "по касательной". При этом авторы иной раз даже не заботятся о смысловой безупречности изложения. Например, в добротном издании по биохимии в частности пишут: "Информация - это то, что несет отпечаток факта или события, которое произошло или должно произойти" (Я. Мусил, О. Новакова, К. Кунц. Современная биохимия в схемах. М., 1984, с. 200). Очень странное впечатление оставляет "отпечаток события, которого еще нет" (так можно прочитать!). Однако важнее другое: по-прежнему нет внятного основания для введения термина "информация". Назвать собственно отпечаток события информацией - это полная утрата здравого смысла: если Штирлиц ставит цветок на окно, то новое местоположение цветка есть, безусловно, отпечаток вполне определенного события; но только в голове мыслящего наблюдателяцветок на окне может быть знаком, сообщением, информацией. Интересная "информация к размышлению": на протяжение 199 предшествующих страниц, коллектив цитируемых авторов не упоминает химеру информации вообще. Вероятно, за ненадобностью...

В современной литературе можно встретить и примеры весьма глобальных обобщений: "Информация - это философская категория, рассматриваемая наряду с такими, как пространство, время, материя" (Г.Г. Воробьев. Информационная культура управленческого труда. М. 1971). Излишне напоминать, что обоснование таких высказываний предполагает разработку или ссылку на уже имеющуюся философскую систему, действительно включающую в себя наряду с категориями материи, пространства и времени еще и всеобщую категорию информации.

На фоне всеобщего увлечения информационной риторикой особого внимания заслуживают методологически выверенные положения исследователей, не поддавшихся очарованию химеры: "Когда придет ясное понимание того, что ... в живой клетке работает не информация, а вполне конкретные ... молекулы, тогда произойдет терминологическая перестройка в биологии, и вместо биоинформатики, будет наука биоалгоритмика, а хромосомы будут содержать не генетическую информацию, а генетический набор молекул" [А. Викорук. Метафоры вместо информации. (http://science.ng.ru/polemics/2000-02-16/3_metaphores.html)]. Много раньше о том же писал М.И. Сетров: "Самый тщательный анализ того процесса, который мы называем информационным ... не дает возможности указать: вот это есть или вот это движется информация. Везде мы обнаруживаем лишь взаимодействие материальных веществ, наделенных энергией, и нигде не обнаруживаем того, что обычно называем информацией";  "... ее не существует в природе" (М.И. Сетров. Информационные процессы в биологических системах". Л. 1975, с. 124).

Таковые, правда, в меньшинстве. Химера информации прочно утвердилась в научной терминологии и в массовом сознании, продолжая творить свое дело...
 

...На службе политике

Если в области научного знания еще можно наблюдать дискуссии и споры вокруг сущности информации,  то  в  сфере  политики  уже  и  споров  никаких нет. Здесь полновластно хозяйничает истинная Химера информации, - довлея над умами, погружая в мир иллюзий и не оставляя никаких шансов разобраться в сущности важнейших вопросов и происходящих явлений.

Итак, информация - это всего лишь процесс передачи сообщений от человека к человеку. Один человек  сообщает  нечто  другому,  стремясь достичь основной цели коммуникации, т.е. стараясь  сделать  так, чтобы тот его понял. Так было на протяжении веков. Привнесло ли наше время что-либо новое в эту древнюю практику?

Привнесло. Упор был сделан на такой аспект процесса информации, как акт понимания. Оказалось, им можно управлять, причем в очень широких пределах. Например, откровенной мерзости можно придать совершенно невинную словесную форму, когда мерзость проникает в сознание слушающего неосознанно и совершенно незаметно для него. Правда, это было известно и успешно использовалось в политике с незапамятных времен: откровенная дезинформация-ложь, распускание слухов, тенденциозно искаженная трактовка событий, высказываний, отношений... Однако наше время привнесло в эту практику важнейшее нововведение, фантастически повысившее эффективность целенаправленного влияния на поведение людей - печать, радио и телевидение. Возможности ТВ в этом отношении общеизвестны: тщательно подобранные акценты речевого сообщения, подкрепленные соответствующими образами видеоряда оказывают порой неодолимое внушающее воздействие на сознание информируемого, - "Я сам видел, по телевизору показывали!". Упорно незамечаемая диспропорция между пассивностью внутреннего ("сам видел") и активностью внешнего ("показывали"), породила особенно большое количество мнений о "необычной" природе информации, не сводящейся только лишь к смысловой компоненте речи, стоящей то ли "выше", то ли "глубже" всего того, чем мы привыкли оперировать в своих суждениях. На самом деле и это - изобретение отнюдь не ХХ века. Древнейшее искусство - театр - уже со времен античности демонстрирует реальные возможности этого средства манипуляции сознанием. Проблема лишь в том, в чьих руках находится это средство, каковы намерения и цели информатора...

На сегодняшний день технологии "промывания мозгов" и искажения нормального мышления людей стали, пожалуй, оружием главного калибра в руках "борцов за демократию". Появилось много новых, неслыханных ранее терминов... Все мы были свидетелями отвратительной, публично освещаемой в СМИ, распри между господами Гусинским и Березовским, которую те же СМИ с уважением называли "информационной войной". Нечто подобное имело место и в отношениях президента В. Путина и медиа-магната от НТВ. Что происходит? В каком значении выступает здесь знакомая нам informatio?

Отметим сразу, это значение имеет очень мало общего с академически строгим понятием. Химера, внесшая массу перекосов в сознание масс, уже наплодила немало "ляпов" коллективного творчества, превратившихся в устойчивые разговорные штампы и клише и легших в основу заведомо искаженного мышления и ложного восприятия действительности. Чего стоит только такое выражение, как "информационное сообщение"! Многие ли понимают, что эта смесь латинского с русским означает, если буквально, "сообщенческое сообщение" или, если угодно, "разъяснительное разъяснение"? Многие ли знают точно, что на самом деле означает "свобода слова" или, что в данном случае одно и то же, "свобода информации"?

Без точного ответа на эти вопросы невозможно понять смысл важнейших общественных событий. Например, что в действительности лежит в истории отношений власти и НТВ, - "беспрецедентно наглое давление" или "справедливое требование придержать разболтавшийся язык" (оставим вне обсуждения финансово-коммерческие аспекты события)? Действительно ли демократические нормы предполагают право использовать язык "как помело"?

Внятные ответы на эти вопросы невозможны без корректного представления о природе и сущности информационного процесса, равно как и без четкого представления о том, какие искажения претерпело понятие о процессе информации сегодня.

Конституцией Российской Федерации (ст. 29) закреплено право человека на свободу слова в виде беспрепятственного выражения своих мнений и убеждений, а также свободы поиска, получения и распространения информации.
 
 

© И.М. Докучаев, 2001