|
|
|
|
Тема денег прельщает тем, что она в той или иной степени затрагивает все уровни человеческого бытия [1]. Даже ограничив себя задачей рассмотреть деньги в качестве культурного феномена, поставив вопрос о месте денег в системе духовных ценностей, мы обрекаем себя на очередное фундаментальное переосмысление основных философских вопросов. Сегодня деньги заняли прочное место в быту человека, став, тем самым, мощным источником формирования обыденного сознания и соответствующего социального поведения. Через призму денег происходит выработка системы ценностей, рождается новая аксиология, новая этика. Деньги диктуют свою политику, навязывают свое мировоззрение, свою философию. Глубоко ошибочно полагать, что современные деньги охватывают лишь экономическую область человеческой деятельности: деньги давно стали универсальной категорией, на основе которой создается всеобъемлющая «картина мира». Более того, деньги стали претендовать на ведущую роль в развитии цивилизации и культуры, истолковывая на свой лад смысл истории, назначение человека, проблемы духовного бытия.
Не случайно сегодня вновь стала актуальна проблема идентификации человека и проблема соотношения в нем духовного и биологического начал. Возможно, это объясняется тем, что корни этих проблем находятся в самой сущности человека, в ее двойственной и противоречивой природе. Само бытие человека оказалось раздвоенным. С одной стороны, постоянное стремление к реализации своей духовности, к приобщенности к высшим проявлениям духа [2], к идеальным способам существования явилось необходимым условием сохранения его собственно человеческого существа. С другой стороны, естественная необходимость удовлетворять свои утилитарные потребности, обустраивать свою биологическую ипостась составляют предметно-эмпирическое измерение бытия, вне которого невозможна достойная организация человеческой жизни.
С рождением капитализма эта проблема приобрела особенную остроту. Постепенно, с развитием науки и техники, расширением рынка услуг, капитал становится основным фундаментом всей социально-политической системы общества. Товарно-денежные отношения, изначально призванные быть лишь «строительным материалом», рычагом создания новой цивилизации, начинают приобретать концептуальный смысл. Капитал становится не только базой для построения нового общества, но и идеологией [3] этого общества. В результате, построенная на этой основе цивилизация [4] приобрела чисто экономический окрас. Более того, как это ни парадоксально, но цивилизация превратилась в источник импорта философско-идеологических принципов духовно-культурного сектора.
Факт вытеснения духовно-культурных ценностей экономико-технократическими основами современной цивилизации был замечен многими культурологами и философами XIX и XX века, начиная от Ницше, Шопенгауэра и Шпенглера, и, заканчивая Хайдеггером и Фроммом. По-иному, но с не меньшей болью эта мысль была выражена и представителями русского религиозно-философского ренессанса, увидевшими всю трагичность человеческого бытия, находящегося на пересечении мира «сего» и «иного», «дольнего» и «горнего», «феноменального» и «ноуменального».
В конце XX столетия проблема культуры и цивилизации, духовного и материально-экономического бытия человека обострилась как никогда. Все надежды на коммунистический рай полностью рассеялись. Идеология марксизма, постулирующая материально-экономический приоритет над духовным, не только не смогла обеспечить достойную жизнь человеку, но и послужила источником общей деградации духовности. Концепция «постиндустриального общества», во многом альтернативная марксизму, также доказала свою несостоятельность и утопичность. Сегодня стало совершенно очевидным, что общество относительного экономического благополучия, призванное сделать предметно-эмпирическое бытие человека более комфортным, не только не справляется с глобальным духовным кризисом, но и служит источником все новых и новых катаклизмов.
Безусловно, свою роль в процессе капитализации и экономизации общества сыграли пресловутые ценности нового времени, а если быть более точным - их упрощенная интерпретация в духе современного либерализма. Однако, констатируя процесс вытеснения духовно-культурных ценностей из жизни общества, нам необходимо более четко осмыслить саму причину этого процесса. И если обратно пропорциональные тенденции в развитии цивилизации и культуры налицо, то причины этих тенденций требуют дальнейшего анализа.
Итак, сама постановка вопроса «иметь или быть» в какой-то степени замыкается на противоречивой двойственности человека, которая дана ему от природы как духовно-тварному существу. И этот срез проблемы необходимо сегодня вновь переосмысливать, поскольку реализация изначальной природы человека в контексте современности обладает своей спецификой.
Вместе с тем, особое значение, на мой взгляд, сегодня приобретает еще один аспект названной проблемы. А именно - проникновение экономического фактора на все уровни человеческого бытия, начиная от обыденного мышления и заканчивая официальной идеологией. Соотношение культуры и цивилизации на сегодняшний момент уже нельзя рассматривать в традиционных формах, поскольку сама цивилизация (понятая в качестве утилитарно-прагматической структуры) претендует на создание своей собственной «культуры», со своей собственной иерархией ценностей. Нельзя не обратить внимание и на то, что процесс вытеснения духовности и сама культурная эсхатология теснейшим образом сопряжены с новым статусом экономических отношений. Меняется общественная психология человека; интенциональность сознания приобретает сугубо «денежный» характер. Иными словами, сегодня мы становимся свидетелями рождения новой, монетаристской ментальности [5].
Ни для кого не секрет, что деньги играют существенную роль в нашей жизни. С ними связан каждый день нашего существования, каждый наш шаг. Общепризнанно, что их наличие обусловлено чисто экономической необходимостью. И, вероятно, именно поэтому все исследования, проводимые в этом направлении, подразумевают сугубо экономический или околоэкономический характер.
Деньги часто воспринимаются как вынужденный элемент реальности, обусловленный необходимостью наличия экономических рычагов регулирования социального бытия. Однако из этого вовсе не следует, что сферой экономики их влияние на человека полностью исчерпывается. Хотим мы того или нет, но мы обязаны констатировать тот факт, что денежная проблема не просто ворвалась в нашу жизнь и каждодневно напоминает о себе; она оказывает существенное влияние на формирование морали, иерархии ценностей, наконец, обладает прямым психологическим и мировоззренческим воздействием на человека и общество.
В этом плане, главную проблему мы усматриваем в осмыслении факта трансформации самой сущности денег. Почему изначально созданные для совершенствования процесса товарообмена и жизнеобеспечения деньги переходят сегодня в иное измерение - измерение внеэкономических интересов? Как случилось, что «презренный металл» из всеобщего экономического эквивалента перерождается во всеобщий эквивалент свободы? Наконец, какими факторами обусловлено вторжение денежно-товарных ценностей в социокультурный слой человеческого бытия?
Ясно, что при ответе на поставленные вопросы мы не сможем довольствоваться анализом лишь социально-экономического среза проблемы. Гораздо более нас интересуют метафизические (а отчасти и психологические) предпосылки наблюдаемой в конце ХХ столетия денежной экспансии, которые связаны с процессом расширения функциональности экономических стимулов.
Прежде всего, необходимо оговориться, что в рамках заявленной темы я не вижу существенного смысла в исследовании традиционных функций денег. То обстоятельство, что деньги способны удовлетворять бытовую потребность человека, служат источником комфорта и материального благополучия - не требует доказательств. Более того, нас не смущает и тот факт, что с наличием финансовых излишков связывается процесс реализации определенной социально-предметной свободы человека. Все это не выходит за рамки традиционных функций денег, то есть тех самых функций, которые определяются их пониманием как эквивалента товара и услуг. Тревожный симптом заключается в другом, а именно, в искусственном расширении функций денег, в расширении их естественной «компетенции». В силу этого, становится актуальным серьезный анализ видимой взаимосвязи наличия финансовых излишков, с одной стороны, и духовного бытия личности, его подлинной свободы, возможности творческой реализации, общественного признания - с другой.
Проблему денежного ажиотажа также имеет смысл рассматривать с экзистенциальных и психоаналитических позиций, как возникающую в глубинах рефлексирующего субъекта.
Если внутренние духовные ресурсы оказываются исчерпанными (или переживаются как таковые), возникает скрытый комплекс неполноценности. Все надежды обращены на общественный авторитет; именно он должен оправдать экзистенцию человека, доказать ему его же полноценность и духовную целостность. Именно на этом этапе духовного кризиса и возникает идея о чисто механистической самореализации. Незыблемая вера в «общественное мнение» как высшее мерило ценностей провоцирует неудовлетворенное самосознание на псевдорешения. Духовная пустота может быть компенсирована иной возможностью - возможностью признания через экономическую исключительность.
Согласно ценностям либерального общества, по которым и по сей день продолжает жить добрая половина человечества, способность к наращиванию капитала расценивается не только в качестве весьма полезного общественного шага, обеспечивающего развитие экономики и процветание государства. Концентрация вокруг человека капитала также ассоциируется в общественной психологии с продуктивной энергией, силой воли и неординарностью личности. Именно таким образом современный человек, преодолевая собственную пассивность и слабость, в корне изменяет свое бытие, перестраивает вокруг себя мир, подчиняет его своей цели и заставляет жить по собственным правилам. Возникает образ сверхчеловека, эталона благополучия, некой идеальной модели экстравертивности. Как это ни парадоксально, но финансовое возвышение субъекта все чаще и чаще рассматривается в качестве общественного признания его значимости и исключительности, в качестве высшей и наиболее полной реализации его интеллектуальных способностей.
Существенный момент восприятия денег как силы возможностей человека заключен в идее равенства, единых для всех правил игры. Подобно тому, как любой человек в состоянии создать свое тело, сделать свои мышцы упругими и рельефными, и, тем самым, возвыситься над толпой, каждый имеет реальный шанс создать себя через накопление капитала. Возведенная в ранг официальной идеологии идея равенства и равных условий достижения материального благополучия импонирует сознанию обывателя. В данном случае деньги выступают в качестве иного эквивалента - эквивалента Я, моих способностей и моей ценности. Чем выше исчисляется этот эквивалент в цифровом отношении, тем больше Я. Идея равенства, заключенная в деньгах, означает равную для всех возможность в достижении социального неравенства. При этом, достижение обозначенного неравенства переживается как исключительность духовная, а его не-реализация - как духовная ущербность.
Говоря о «психологии» или «философии денег», я имею в виду то мировоззренческое и психологическое влияние, которое оказывает логика денежных отношений на мироощущение и поведение человека. И в этом плане, особый интерес для анализа представляет феномен так называемых «новых русских», понятый в качестве элемента современной российской субкультуры.
До сих пор серьезные исследования в отношении «новых русских», их психологии и менталитета попросту не велись. Однако, эта работа должна быть проведена уже в ближайшее время, поскольку феномен «новых русских» уже сформировался, носит устойчивый характер и представляет определенную угрозу как для социально-политической структуры государства, так и для духовной культуры России. Истоки «ново-русской» ментальности, по всей видимости, следует рассматривать как своеобразный результат взаимодействия двух культурных традиций, как перенесение тотального западного либерализма на русскую почву с ее категоричностью и максимализмом. Безусловно, важнейшую роль в формировании системы ценностей новоиспеченных российских миллионеров сыграла и уродливая советская действительность, приучившая значительную часть общества к паразитическому образу жизни. Должный анализ истоков и оценка феномена «новых русских» как элемента российской субкультуры помог бы внести свой вклад в целостное осознание социокультурной ситуации в современной России.
Дабы с самого начала избежать некорректных упреков относительно оценки денег в жизни общества и личности, мы должны сделать одну немаловажную оговорку.
Нередко денежный капитал воспринимается в качестве источника свободы человека, его счастья, здоровья, гармонического существования. Возможность приобретения благ может быть расценена как фундамент благополучия и даже как необходимое условие реализации творческих потенций личности. В самом деле, мы знаем, что не имея достаточных денежных средств, мы рискуем оказаться выброшенными из социальной жизни. Физическое здоровье, которое «не купишь ни за какие деньги», оказывается заложником наших имущественных и финансовых проблем. Свобода, лишенная экономического подкрепления, сужается до рамок жесткой необходимости, а все наши представления о «должном» в условиях нищеты разбиваются о реальность вынужденной «действительности».
Материальное благосостояние и деньги мыслятся нами как противоположность нищете и бедности, столь унижающих и угнетающих нас. Разве не бедность и нищета чаще всего являются источниками ощущения бесперспективности и бессилия? Разве финансовое неблагополучие не есть причина болезней, эмоционального дискомфорта и бытовых конфликтов? И не нищенское ли существование часто становится главным фактором распада семей; не оно ли провоцирует преступления, алкоголизм и суицид? А если бедность - т.е. отсутствие возможности к обладанию, отсутствие денег - есть унижение, дисгармония, страдание, то не следует ли из этого, что деньги есть источник возвышения человека, источник гармонии и счастья?
Искушенный логик без труда увидит в этих рассуждениях весьма распространенную логическую ошибку. Но как это не парадоксально, при всей своей очевидности, именно ошибки подобного рода стали наиболее повторяемыми не только в рассуждениях теоретиков, но и в действиях практиков. В.И. Ленин, к примеру, связав все беды трудящегося человека с капиталистическим укладом общества, сделал вывод, что счастье рабочего непременно осуществится с уничтожением буржуазии. З.Фрейд, доказав, что источником психозов является сфера бессознательного, стал проповедовать максимальную рационализацию психической деятельности. Таким же образом рассуждает человек, призывая к атеизму или даже сатанизму, лишь на том основании, что мир полон зла и несправедливости.
Еще один паралогизм заключен в некорректной подмене понятия «условие» понятиями «источник», «причина». Увидев связь между нищетой и унижением, между деньгами и полноценным существованием, мы зачастую спешим абсолютизировать эту связь. Из того, что благополучию сопутствуют деньги совершенно не следует, что именно они являются причиной или источником благополучия или гармонии. Деньги могут выступать условием благополучия, что не одно и то же. При этом, капитал, как условие благополучия, не является условием необходимым - поскольку мы знаем о нищенском, но вполне гармоничном и полноценном существовании аскетов, святых, бессребреников, - а, тем более, условием достаточным - поскольку мы прекрасно осведомлены о многих трагических судьбах весьма зажиточных людей.
Нищета есть унижение человека. Но нищета уже сама по себе является порождением денежных (имущественных) отношений. Трагедия нищеты заключена не в отсутствии денег, а в той зависимости, которую они декларируют. Нищета есть унижение, которое проистекает из самого факта денег как условия и оценки человеческого существования. Необходимо признать, что подлинным источником нищенского бесправия является не отсутствие денег, а декларированная зависимость счастья, свободы, здоровья и радости человека от его кредитоспособности.
Страх нищеты и унижение нищетой провоцируется не отсутствием денег, а возможностью потери (или ограничения) свободы выбора, свободы творческой реализации, самовыражения и достойного существования. Источник же этого страха и унижения заключен в отрицании безусловного права человека на свободу, творчество, счастье, в отрицании права быть человеком, личностью как естественного условия его существования. В тот момент, когда деньги становятся своеобразным «пропуском в жизнь», необходимым условием для воплощения своего Я, источником подлинно человеческого существования, - возникает страх перед нищетой. В этом смысле, деньги лишь во вторую очередь есть преодоление нищеты, но в первую очередь - они есть провокация нищеты и нищенского сознания. Деньги пытаются преодолеть проблемы, которые сами же создают.
Деньги можно расценивать как благо лишь в том случае, если мы принимаем нищету за норму человеческого существования, а возможность самореализации, свободы выбора и достойной человеческой жизни за привилегию. Но, как только мы принимаем за норму полноценную жизнь человека, «благость» денег становится сомнительной. Если общество здорово, если человек естественно для самого себя принимает свободу выбора, свободу творчества, свободу самореализации вообще как норму существования, то о каком конструктивном смысле денег можно говорить? Об особом значении денег можно говорить лишь в контексте общества больного, не допускающего естественного права человека на свободу, творчество и достойное существование. В таком обществе деньги приобретают статус идола, поскольку именно от них становится зависим человек как личность, как уникальное и полноценное Я. Образно говоря, здесь деньги приобретают значение утренней сигареты заядлого курильщика, которая выкуривается не ради наслаждения, а ради преодоления состояния дискомфорта.
Идея «благости денег» деструктивна, поскольку она построена на отрицании естественного и абсолютного права человека развивать и реализовывать свое Я независимо ни от каких внешний условий. В свою очередь, отрицание этого права и является истинным источником нищенского бесправия. Как можно заметить, этот диктат денег, который ввергает общество в состояние болезни, основан не столько на самом факте присутствия денег в нашей жизни, сколько на деформированном осознании их смысла и функций. Путь к преодолению нищеты лежит через познание идеи денег. Познать идею денег - означает определить четкую границу ее применения.
Конечно, проще всего было бы ограничиться весьма корректным утверждением, что предел функциональности денег лежит в области экономики, а сфера духа чужда не только деньгам, но и любого рода прагматизму и практической заинтересованности. Однако, несмотря на очевидность, подобное утверждение сегодня нередко стало подвергаться сомнению. Кроме того, нельзя забывать, что наш век являет собой становление так называемого «экономического сознания», для которого характерны причудливые и неожиданные переплетения духовных и прагматических интенций. Да и сама грань между экономикой и духом, прагматическими и культурными потребностями оказывается чрезвычайно неопределенной в силу того, что человек все чаще рассматривается современной наукой в качестве исключительно «социального» существа, без учета его иррациональных переживаний, субъективно-психологических установок, вне его связи с Абсолютом. Автор же данной работы исходит из изначальной дуальности человека, оценивая его природу как духовно-»тварную». И именно это противоречие между его духовностью и «тварностью», между его предметно-эмпирическим и духовно-трансцендентным бытием и обуславливает его самосознание и самореализацию не только в системе социума, но и в системе космоса, и в системе индивидуальной экзистенции.
Поэтому первый шаг к пониманию смысла денег и смысла нищеты
возможен лишь на основе четкого разграничения «денег как экономического
феномена» и «денег как феномена культуры» и, соответственно, «безденежья»
и «духовной нищеты». Как мы выяснили, источником нищеты является декларированная
зависимость безусловного права человека на самореализацию от его финансовых
возможностей. При этом, сам факт этой зависимости может существовать на
основе деформированного, больного сознания. Как известно, залогом успеха
в лечении любой болезни является правильно поставленный диагноз. В нашем
случае это будет означать выявление истоков, причин и симптомов монетаристского
мышления. Понятно, что, пытаясь реализовать эту цель, мы поставим больше
вопросов, чем сумеем дать ответов; а те выводы, к которым мы придём в конце
научного пути, окажутся дискуссионными и весьма спорными. Но в чем же основная
ценность научной работы, как не в том, чтобы ставить перед человеком вопросы?
И в чем ценность спора, если не в рождении Истины?
|
|
|
|
